Сегодня, 25 марта, Ефиму Шифрину исполняется 60 лет. Свой юбилей артист отмечает премьерой — только что он сыграл Порфирия Петровича в рок-опере Эдуарда Артемьева «Преступление и наказание», которую Андрей Кончаловский поставил в Театре мюзикла. Увидеть ее можно с 22 по 27 и с 29 по 31 марта. О мюзикле и эстраде, популярности и Facebook Ефим Шифрин поговорил с HELLO!.
Ефим Шифрин
В «Преступлении и наказании» вы играете следователя Порфирия Петровича. Какую хорошую роль вы выбрали себе к юбилею!
Слово «выбрал» не совсем годится… В этой жизни ничего не выбирал. На меня всегда все само сваливалось, или я оказывался в обстоятельствах, когда уже и выбора никакого не было. Если бы я сам решал, то выбрал бы не то, чем потом оказалась наполнена моя жизнь. Просто в Театре мюзикла шел кастинг нового проекта. А я занят здесь в двух спектаклях — «Жизнь прекрасна!» и «Времена не выбирают». Занят безмятежно, счастливо: хожу себе, пою — на старости лет прямо распелся. Ну кастинг и кастинг. А для меня «Преступление и наказание» так и осталось где-то в прошлом. Когда-то я видел фильм, где Порфирия играл Иннокентий Смоктуновский, и спектакль «Петербургские сновидения» в Театре имени Моссовета, там Порфирием был Леонид Марков… Потом кто-то в нашем театре мне сказал: «Не хочешь попробовать?» Я даже улыбнулся — настолько не соотносил себя с новым проектом!
Всех моих героев в театре обычно звали Эрве, Альберто — русскую классику мне никто никогда не предлагал. Я спросил: «А кто там меньше всех поет?» Я ведь не вокалист, и все мои прежние музыкальные опыты довольно скромные. Оказалось, что меньше всех в спектакле распевает Порфирий. Послушал его романс, приторно-сладкий, в котором чувствуется лукавство, ирония, потому что поет он его во время допроса Раскольникова, и понял — смогу.
И что же, пошли на кастинг?
Да, причем впервые в жизни! Потому что в предшествующей нашей совместной с Андреем Кончаловским работе — фильме «Глянец», где я играл модельера Марка Шифера, — ничего похожего на кастинг не было. Я вообще не знал до сих пор, что такое пробы. А тут — вроде с Кончаловским я знаком, но не буду же ему звонить по этому поводу! Вышел на сцену среди всей этой молодежи, с номером на груди, и это было забавно, потому что номера двузначные, и ты понимаешь, что существуешь в потоке. Хорошее лекарство от тщеславия! Кончаловский сидел в зале, на втором куплете я его застал уже у оркестровой ямы, одобрительно кивающего головой. Он сказал: «Ну а почему нет? Надо все пробовать!»
«Кончаловский предложил мне, перед тем как начать разговор с Раскольниковым, перезарядить пистолет»На репетиции рок-оперы «Преступление и наказание» в Театре мюзикла
Порфирий — образ сложный, рок-опера позволяет это передать?
Я вам скажу, чего не надо ждать от этого спектакля, — это иллюстрированной музыкой книжки. Раз уж герои Достоевского вдруг начали жить в рок-опере, все должно поменяться и вокруг них. Музыка Артемьева — сама по себе целая Вселенная: в ней столько всего, от сладкого романса до народных хоров, зонгов и рэповых скороговорок, до почти ритуального плача. Что же до Порфирия, то важно, что на нем мундир человека из Следственного комитета. На репетиции Кончаловский предложил мне, перед тем как начать разговор с Раскольниковым, перезарядить пистолет… А я не умею перезаряжать пистолет, и все очень смеялись, стали мне показывать. Но когда я освоил это нехитрое дело, то вдруг почувствовал эту раздвоенность Порфирия на мягкий, вкрадчивый разговор с Родионом Романовичем — и жесткое следование долгу. В этом его суть.
Какие впечатления от работы с Кончаловским?
Знаете, все великие, с кем мне выпадало пересечься в жизни, поражали меня качеством, которое я хотел бы воспитать в себе, если бы у меня еще было время на какие-то изменения. Это невероятная художническая смелость. Андрей Сергеевич, который вошел как классик в историю отечественного кинематографа, дальше начал чудить с жанрами и получать тумаки. Этот «Поезд-беглец», этот лубочный «Глянец», этот почти хроникальный фильм про почтальона («Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». — Ред.). А я понимаю, что Кончаловский как художник просто живет так, ему так интересно. По косвенным признакам видно, что его, конечно, волнует общественное мнение и он огорчается, если оно не совпадает с его собственной оценкой. И за «Преступление и наказание» тоже может достаться. Потому что — ну как же: Достоевский — и мюзикл?
Ефим Шифрин в образе Порфирия ПетровичаДва Порфирия — Ефим Шифрин и Владимир ЯбчаникКомпозитор Эдуард Артемьев и режиссер Андрей Кончаловский на репетиции рок-оперы «Преступление и наказание»
Действительно, непривычное сочетание!
Просто у нас понимают под этим словом нечто другое, чем в Америке. Для нас мюзикл — это всегда опереточная легкость. А на Бродвее идет много драматических и даже трагедийных спектаклей. И если бы американцу сообщили, что «Преступление и наказание» — это мюзикл, он бы не удивился. Потому что там в мюзиклах умирают, убивают, героев преследуют — как в «Отверженных».
Вы сказали, что многое изменили бы в своей жизни. Что именно?
Каждый артист в глубине души считает, что он способен на большее. Окружающие судят по результату, а он — по своим возможностям. Я всегда хотел заниматься тем, чем занимаюсь сейчас. То есть театром. Мне кажется, я задержался на эстраде. А с другой стороны, не могу говорить о ней дурно, потому что эстрада дала мне популярность. Но мне пришлось очень многое доказывать в театре — практически с нуля. Когда я учился, эстрада для меня была приложением к театру, ну почти хобби. На курсе моего учителя, Романа Виктюка, а потом у него же в Студенческом театре МГУ я играл в пьесах Вампилова, Рощина, Тендрякова. А дальше на долгое время моим основным местом работы стала эстрада. И успех уже сам меня тащил в сторону от театра. А когда пошли телеэфиры, мое желание вернуться на сцену было просто уничтожено лет на 20. Поэтому с такими режиссерами, как Михаил Козаков, Владимир Мирзоев, Виктор Шамиров, я познакомился, когда нужно уже писать мемуары. А с другой стороны, может, я тогдашний не соответствовал бы их ожиданиям.
Популярность вас радует?
Если говорить правду, я сейчас никак к ней не отношусь. Если бы мне лет 20 назад сказали: «А куда вы делись, что-то вас не видно?» — я бы страшно забеспокоился. Начал бы думать: «Действительно, что это у меня нет эфиров?» Но так как сейчас эфиры я выбираю сам, да и юмористический жанр умер для телевидения… Ну нет его сейчас в том виде, в каком мне бы хотелось, чтобы он был представлен! Нет меня на ТВ и нет — я не снимаюсь, несмотря на то, что предложений много. Впрочем, иногда популярность греет, социальные сети, бывает, возвращают мне уважение к себе, а иногда, напротив, огорчают. На самом деле это единственный способ связи с публикой: для меня эта связь заканчивается не на поклонах, а когда я перед сном закрываю страницу Facebook. Вообще, социальные сети — чудесная придумка!
Чем они вам нравятся?
Они сообщают тебе о настоящих взглядах довольно большого количества людей. Ведь чем опасна первая популярность, почему о ней говорят «звездная болезнь»? Потому что от тебя отсекается часть информации, которая для тебя важнее, чем любые комплименты. Ты не знаешь своих критиков и недоброжелателей. Я их тоже не знал, когда появился на телеэкране, мне казалось — от того, как меня принимали люди, от количества свалившихся гастролей, эфиров, денег, — что все очень хорошо и я всем нравлюсь. А социальные сети тебе спокойно умереть не дадут, потому что, если тебя кто-то не любит, он пошлет тебе этого «почтового голубя»! Ты обязательно это узнаешь. И тогда возникает вопрос: а почему ты не нравишься? С этого начинается работа. Актерские недостатки вполне можно исправить. Я сейчас смотрю свои старые эфиры и — прошу прощения за сравнение, я имею в виду просто сам поступок — мне, как Гоголю, хочется пройти по книжным лавкам и выкупить весь тираж поэмы «Ганц Кюхельгартен», чтобы его сжечь. Половину своих эфиров смыл бы к чертовой матери!
Более 75 тысяч подписчиков у вас на Facebook…
Гораздо больше. 75 тысяч подписчиков и пять тысяч друзей — то есть это 80 тысяч потенциальных читателей. Иногда мне страшно делается, когда представляю себе это количество. Меня это держит в тонусе, я стараюсь их не разочаровывать. Вы знаете, что на каждый мой спектакль или концерт приходят человек 15-20 из Facebook? Поджидают меня у служебного входа, чтобы «развиртуализироваться», сфотографироваться.
На днях у вас юбилей — как вы его воспринимаете?
Это просто цифры. Немного напоминают кольца на дереве. Хотелось бы ощущать себя дубом, который с годами становится мощнее и устойчивее, но нет: я по-прежнему чувствую себя стеблем, который ветер колышет вправо-влево. Просто цифры на сей раз так удачно сложились, что к этой дате у меня есть возможность что-то предъявить публике.
Текст: Александра Машукова
Текст:
HELLO!
Фото: Александра Погиба